(no subject)

Два эпизода из книг врезались в память в детстве и юности:
1. Сцена еврейского погрома: ошарашенность интеллигентность семьи и страх соседей-иноверцев (В. Катаев "Белеет парус одинокий").
2. Маленький Давид, рефлекторно выбрасывающий в траву коробок с кузнечиком перед зданием газовой камеры, чтобы хоть кто-то выжил.
(В. Гроссман "Жизнь и судьба")
Позднее будет Абрам Шварц на сцене "Табакерке" с успокоительно-страшной репликой: Никакого дальше у меня не было...
Казалось бы, что после ужасов Холокоста, Нюрнбергского процесса, XX съезда, гуманистической литературы наследие антисемитизма окончательно похоронено на официально уровне.

Глупый парень, влюбившийся в эстетику Хьюго Босс и строящий имидж а-ля "белокурая бестия" и свихнувшая старуха-актриса - пробный камень, запущенный в массовое сознание. За ними как снежный ком следует презрительное высказывание про "Мойше Израильевича", ехидства бывшего режиссера про предков актера и писателя, далее ужасы в Дагестане, благо там отсутствуют еврейские магазины и культурные центры, требования представителей соседней республики выслать неугодных за пределы ее административных границ. Когда-то карачаевцы спасали еврейских детей: прятали, усыновляли и воспитывали как своих. Что бы сказали сейчас Шамиль Чотчаев или Нану Котчуева?